Сработают ли санкции США против российской нефти? Отвечает Reuters

[Alex]

Распространенная точка зрения на рынке нефти состоит в том, что западные санкции против российского экспорта малоэффективны, поскольку рынок быстро находит способы сохранять поток поставок. Это означает, что любые новые меры лишь ненадолго подталкивают цены вверх, после чего эффект рассеивается на фоне практически непрерывных потоков, пишет Reuters.

История может повториться и с санкциями Трампа против «Лукойла» и «Роснефти», объявленными на прошлой неделе.

Два гиганта производят около 5% мировой добычи нефти — примерно 5,3 млн баррелей в сутки, из которых на экспорт идет около 3,5 млн б/с. Мировой бенчмарк Brent в моменте подскочил почти на 9% после объявления новых мер, достигнув 24 октября 3-недельного пика $66,78 за баррель.

Скачок ощутимый, но не такой, каким мог быть, если бы рынок всерьез ожидал риска потери до 3,5 млн б/с на морском рынке. После начала российско-украинского конфликта в феврале 2022 года нефть поднималась почти до $140 за баррель на угрозе потери российского экспорта.

Ожидание таково, что российские экспортеры сумеют обойти новые санкции, задействуя теневой флот танкеров и множество посредников и банковских схем, не использующих доллар США. Прошлый опыт подсказывает, что это действительно наиболее вероятный исход, а любые сбои экспорта нефти из России будут кратковременными и ограниченными.

Означает ли это, что санкции — пустая трата усилий? Все зависит от цели. Если задача — не допустить экспорта российской нефти, полностью отрезав оставшихся покупателей в Китае и Индии, то последние меры, вероятно, окажутся неэффективными. Если же цель — сохранить российские баррели на мировом рынке, но сократить доходы Москвы от их продажи, тогда санкции могут быть более действенными.

Новые санкции повышают риски для переработчиков в Китае и Индии — единственных крупных покупателей российской нефти — при работе с Москвой. Вероятно, они потребуют более глубоких скидок, чтобы продолжать импорт.

Кроме того, использование теневого флота и трейдеров‑посредников увеличивает стоимость доставки российской нефти. Отключение российских нефтяных компаний от долларовой банковской системы тоже накладывает издержки: проведение платежей через сложные сети «прокладок» и офшорных юрисдикций означает, что каждый посредник берет свою долю.

---

Сработают ли санкции?

Очевидно, что западные санкции пока не оказывают заметного влияния на готовность президента Владимира Путина завершить конфликт, и вряд ли приведут к существенному сокращению объемов экспорта. Но они усложняют России продажу нефти, а выручка на баррель может снизиться. Также вероятно перераспределение российских потоков по покупателям, поскольку часть из них будет отходить от таких сделок.

Яркий пример — индийская Reliance Industries. Компания управляет перерабатывающим комплексом мощностью 1,24 млн б/с в Джамнагаре на западном побережье Индии, производя топливо как для внутреннего рынка, так и на экспорт.

Reliance заявила, что будет соблюдать западные санкции, что может означать прекращение контракта на 500 тыс. б/с с «Роснефтью». Вероятно, Reliance также покупает часть российской нефти на споте; по данным Kpler, суммарный импорт российской нефти через порт Сикка (обслуживает комплекс Джамнагар) оценивается в 591 тыс. б/с в октябре — ниже среднего уровня 766 тыс. б/с во втором квартале, но сопоставимо с 563 тыс. б/с в первом квартале.

Если Reliance остановит импорт из России, это высвободит около 500 тыс. б/с для других покупателей. Вопрос в том, готовы ли будут индийские государственные НПЗ взять на себя этот риск, или же китайские переработчики смогут принять больше российских баррелей.
Многое будет зависеть от того, удастся ли Трампу заключить торговые сделки с Индией и Китаем и войдет ли российская нефть в пакет переговоров. Вероятно, и Нью‑Дели, и Пекин потребуют от Вашингтона существенных уступок в обмен на прекращение или значительное сокращение импорта российской нефти.

Пока российская нефть, скорее всего, продолжит течь на рынок, но главный риск для рынка в том, что она все больше превращается в политический инструмент в условиях широкой перестройки мировой торговли при Трампе.